Россия — Советский Союз, 1946–1991 гг. - Страница 105

105

В тексте самой программы опять было заявлено, что только «дальнейшее развитие тяжелой индустрии», на базе которой будет проведена техническая реконструкция всех остальных отраслей народного хозяйства, приведет к созданию бесклассового общества с единой формой собственности на средства производства, к постепенному отмиранию социалистического государства и передаче всех его функций органам народного самоуправления.

Принятие нового партийного устава имело более важные политические последствия. Этот документ, формально вдохновляемый ленинскими принципами революционной легальности, внутрипартийной демократии, идеями народного контроля и коллективного руководства, подчеркивал необходимость периодической ротации всех партийных кадров и руководящих органов на всех уровнях партийного аппарата, от первичных ячеек до Президиума ЦК. На каждых отчетно-выборных собраниях, конференциях и съездах замене подлежала половина членов всех выборных партийных органов до райкома партии включительно, треть состава — на областном (краевом) и республиканском уровнях, и четверть состава — в ЦК и его Президиуме. Это положение устава было подкреплено дополнительным правилом, которое запрещало избираться в одни и те же партийные органы более определенного количества раз. Однако, не допуская исключений для первичных и региональных организаций, эти правила предусматривали исключения для членов ЦК и Президиума ЦК. Члены высших партийных органов, «авторитет которых был единодушно признан всеми членами партии», могли оставаться на своем посту более долгий период, если при тайном голосовании три четверти голосов подавались «за» их кандидатуры. Таким образом, эти новые нормы партийного устава, призванные обеспечить обновление и омоложение партийных кадров, достигли лишь частичного успеха. На самом деле быстрая ротация кадров на низших уровнях приводила к ослаблению их авторитета и ставила в еще большую зависимость от прочно сидящих на своих местах представителей вышестоящих партийных инстанций. Что же касается высших партийных иерархов, то возможность оставаться в верхних эшелонах власти практически на безграничный срок только укрепляла их положение. С другой стороны, чтобы набрать большинство в три четверти голосов, позволяющее сохранить им свои посты во властной вертикали, они, будучи заинтересованы в укреплении личной преданности нижестоящей номенклатуры, неизбежно шли навстречу их требованиям. В итоге кадровая реформа укрепляла отношения личной преданности и застой в верхах, одновременно ставя под угрозу карьеры молодых партийных кадров, поставленных в прямую зависимость от благорасположения вышестоящих партийных чиновников. Таким образом, эта уставная реформа оказалась неспособной ни покончить с консервативным сопротивлением в верхах, ни привлечь на сторону Н.С. Хрущева, главного автора этой реформы, симпатии огромной армии партийных аппаратчиков на местах.

После двух дней дискуссий по ключевым партийным документам совершенно неожиданно для большинства делегатов съезда хрущевские клевреты А.Н. Шелепин, Н.В. Подгорный, О.В. Куусинен и ряд других ораторов перевели дискуссию на, казалось бы, давно забытую тему — критику сталинского культа личности и разоблачение преступных деяний его ближайших сообщников, в первых рядах которых опять замаячили члены давно разоблаченной «антипартийной группы» — В.М. Молотов, Л.М. Каганович, Г.М. Маленков и неожиданно для многих К.В. Ворошилов. Престарелого маршала, единственного из ближайших соратников И.В. Сталина присутствовавших на этом партийном съезде, который уже не очень хорошо соображал и слышал, заставили прилюдно каяться и посыпать свою седую голову пеплом, что выглядело уж совсем омерзительно.

На волне нового разнузданного шабаша, устроенного на могиле И.В. Сталина, Н.С. Хрущев опять «пустился во все тяжкие» и стал прилюдно не только оскорблять, но и клеветать на усопшего вождя и его ближайших соратников. Теперь с маниакальным злорадством один из самых кровожадных творцов политических репрессий в стране стал в подробностях разоблачать «кровавые сталинские преступления» и недвусмысленно намекнул на то, что именно И.В. Сталин повинен в убийстве С.М. Кирова и причастен к гибели Г.К. Орджоникидзе, что было самой настоящей клеветой. Конечно, выступление Н.С. Хрущева и сновидения выживших из ума старых большевичек Д.А. Лазуткиной и О.Г. Шатуновской задали тон всей работе съезда, делегаты которого почти единогласно проголосовали за вынос тела И.В. Сталина из Мавзолея и исключение из партии его ближайших соратников — В.М. Молотова, Г.М. Маленкова и Л.М. Кагановича, которых сделали главными виновниками политических репрессий в стране. На «орехи досталось» и «примкнувшему к ним» Д.Т. Шепилову, которого тоже исключили из партии, хотя, в отличие от самого Н.С. Хрущева, никакого участия в сталинских репрессиях он не принимал.

По мнению ряда современных авторов (Ю. Аксютин, А. Пыжиков), сама атмосфера этого съезда красноречиво говорила о сложной политической ситуации в самой партии. Под видом кажущейся импровизации Н.С. Хрущев и его немногочисленные сторонники предприняли тщательно подготовленное ими наступление не столько на И.В. Сталина, сколько на своих политических противников. Используя тему разоблачения «сталинских сатрапов», Н.С. Хрущев надеялся вызвать эмоциональный отклик у делегатов съезда и повести за собой политически неопытное большинство этих делегатов, которое должно было смести оппозицию первому секретарю ЦК КПСС. В то же время избранная им тактика отражала известную слабость его позиций перед лицом новой оппозиции в высшем руководстве партии, против которой он так и не осмелился выступить с открытым забралом на самом съезде.

105