Дефицит сельскохозяйственной продукции усугублялся еще большими потерями на всем пути от производителя до потребителя. Недостаток и низкое качество транспортных средств, хранилищ, тары, перерабатывающих предприятий, удаленность их от полей и ферм, садов и огородов, к тому же плохие дороги «съедали» до 20% зерна, 30% овощей, 40% картофеля и около 1 млн тонн мяса.
Кроме того, в целях ускорения развития сельского хозяйства в южных регионах страны в начале 1980-х гг. в недрах ЦК КПСС были разработаны проекты переброски части стока северных рек в Кубань и Крым, сибирских рек — в Среднюю Азию, а европейских рек — в Закавказский регион. Эти проекты широко обсуждались в правительстве и находили определенную поддержку как среди руководителей южных регионов страны, в частности, первых секретарей ЦК Компартий Казахстана и Узбекистана Д.А. Кунаева и Ш.Р. Рашидова, так и среди влиятельных руководителей союзного правительства, прежде всего, многолетнего председателя Госплана СССР Н.К. Байбакова. Благодаря резкой критике этого проекта со стороны руководства российского правительства в лице кандидата в члены Политбюро ЦК М.С. Соломенцева, ряда крупных русских писателей — В.И. Белова, Ю.В. Бондарева, В.Г. Распутина и С.П. Залыгина и выдающихся советских историков и археологов, академиков Б.А. Рыбакова и В.Я. Янина, осуществление этого опасного проекта, грозившего самой настоящей экологической катастрофой в стране, было приостановлено в середине 1980-х гг.
Несмотря на все предпринятые меры, уже с середины 1970-х гг. темпы общего прироста сельскохозяйственной продукции стали серьезно отставать от темпов прироста населения страны. Даже по официальным данным ЦСУ СССР валовой прирост продукции в сельском хозяйстве СССР составил: за годы восьмой пятилетки (1966―1970) — 21%, девятой пятилетки (1971―1975) — 13%, десятой пятилетки (1976—1980) — 9%, а одиннадцатой пятилетки (1981―1985) — только 6%.
По общему мнению большинства либеральных экономистов (Н. Федоренко, Г. Попов, Н. Шмелев), к началу 1980-х гг. советская экономика вошла в полосу затяжной стагнации, или застоя. В натуральном выражении объемы производства в ряде отраслей народного хозяйства страны не только перестали расти, но даже стали снижаться. Фактически прекратился рост производительности труда и постепенно стала нарастать целая система блокировки экономических рычагов регулирования народно-хозяйственных пропорций, в результате чего в стране окончательно оформился так называемый механизм социально-экономического торможения.
Однако, как совершенно справедливо утверждают их многочисленные оппоненты (С. Кара-Мурза, Г. Ханин, В. Катасонов), кризис советской экономической модели крылся отнюдь не в самой системе социалистического производства, а в издержках устаревших принципов его управления, в падении качества управленческих кадров и кадровом «застое» на всех уровнях власти, а также в том катастрофическом наследстве, которое оставил столь любимый записными либералами Н.С. Хрущев.
1. Общественно-политическая и литературно-художественная жизнь.
2. Развитие художественной культуры.
а) Развитие советского театрального искусства и кинематографа.
б) Развитие советского музыкального искусства.
в) Развитие советского живописного искусства и скульптуры.
3. Диссидентское движение.
Накануне созыва XXIII съезда КПСС ряд видных представителей советской либеральной интеллигенции, вполне сознательно взбудораженных слухами о возможной реабилитации И.В. Сталина на предстоящем партийном съезде, в середине февраля 1966 г. направили в адрес Л.И. Брежнева и других членов Президиума ЦК так называемое «письмо двадцати пяти». В этом послании, которое подписали академики Л.А. Арцимович, П.Л. Капица, И.Е. Тамм, И.М. Майский, М.А. Леонтович, С.Д. Сказкин и А.Д. Сахаров, писатели и поэты К.П. Паустовский, К.И. Чуковский, В.П. Катаев, В.П. Некрасов, В.Ф. Тендряков, С.Н. Ростовский и Б.А. Слуцкий, художники П.Д. Корин, Ю.И. Пименов, Б.М. Йеменский и С.И. Чуйков, деятели театра и кино Г.А. Товстоногов, М.И. Ромм, А.А. Попов, О.Н. Ефремов, И.М. Смоктуновский, М.М. Плисецкая и М.М. Хуциев, говорилось об абсолютной недопустимости «частичной или косвенной реабилитации И.В. Сталина» и о предании гласности фактов «совершенных им жутких преступлений». Более того, в своем письме его авторы высказали «глубокое беспокойство» по поводу возможности частичного пересмотра решений XX и XXII съездов КПСС, после того как стало известно о «поистине страшных фактах преступлений И.В. Сталина и его ближайшего окружения».
Быстрое распространение информации об этом письме привело к тому, что уже 25 марта 1966 г. еще ряд видных деятелей науки и культуры, в частности академики А.Н. Колмогоров, Б.Л. Астауров, А.И. Алиханов и И.Л. Кнунянц, писатели С.С. Смирнов, И.Г. Эренбург и В.Д. Дудинцев и видные представители художественной интеллигенции — И.В. Ильинский, Г.Н. Чухрай, В.И. Мурадели и другие отправили аналогичное письмо в Президиум ЦК под названием «письмо тринадцати», выразив в нем свою полную поддержку авторам «письма двадцати пяти». Авторы нового послания также заявили, что «возможная реабилитация И.В. Сталина, в какой бы то ни было форме, явилась бы бедствием для нашей страны и для всего дела коммунизма» и в категорической форме высказались против нее.
Своеобразным ответом на эти два письма сознательно «возбужденной» интеллигенции прозвучало выступление на XXIII съезде КПСС первого секретаря МГК КПСС Н.Г. Егорычева, который заявил, что «в последнее время стало модным выискивать в политической жизни страны какие-то элементы так называемого "сталинизма", и как жупелом пугать им общественность, особенно интеллигенцию. Мы говорим им: не выйдет, господа!». И хотя кроме этого единственного выступления, видимой реакции на эти письма де-факто не последовало, на самом партийном съезде пересмотра решений XX и XXII съездов КПСС, осудивших сталинский культ, не последовало.